Практика жертвоприношения высшим силам была известна многим древним культурам — от вавилонян до греков: помимо закланных животных их алтари орошала и кровь человека. Однако нигде подобные жестокие ритуалы не достигали такого размаха, как у индейцев Мексики. Первыми свидетелями их кровавых действ стали испанцы-конкистадоры, с ужасом живописавшие местные обычаи. Начатую в испанских хрониках тему развили авторы приключенческих романов, создавшие образы «кровожадных индейцев», которые по природной злобности с радостью приносили в жертву как соседей, так и невинных белых чужестранцев. Можно, конечно, усомниться в правдивости таких описаний — слишком уж они были на руку завоевателям: раз индейцы — дикари и людоеды, то их, конечно, следует истребить или цивилизовать, в награду за старания присвоив себе их богатства. Однако многое из рассказов испанцев подтверждается этнографами, а найденные свидетельства заставляют неподготовленного современного европейца содрогнуться.
Пишет одна девушка: «Мой брат во время приступов лунатизма иногда может разговаривать на другом языке, хотя никогда его не учил и нигде с ним не сталкивался. Правда, если не считать того, что наш род имеет испанские корни. Что же это, генная память?» Непонятно. Да и вообще, причём тут Луна?
Гламур определил целую эпоху. Стал философией, властью над умами, медийным чудовищем. Но гламур не всегда был чудовищем. Или не всегда это чудовище было страшным. Оно было и прекрасным. Что же вызвало его к жизни?
«Популярность» имени Мари Мадлен де Бренвилъе последние триста лет была такова, что Михаил Булгаков в романе «Мастер и Маргарита» включил ее в череду самых выдающихся негодяев, которые были представлены на балу Воланда. Беда в том, что в стремлении решать проблемы при помощи ядов она была далеко не одинока.
Сама мысль о том, что Коко Шанель могла копировать модели одежды другого дизайнера, кажется невероятной. Тем не менее, это действительно так. Мадемуазель штудировала статьи в модных журналах и внимательно изучала выкройки Поля Пуаре. В те далёкие времена Коко Шанель ещё только мечтала вырваться из захолустья, а Поль Пуаре уже был настоящим законодателем мод.