Бредить Парижем и страстно желать встречи с ним — давняя русская особенность. Еще в 1790 году молодой путешественник Николай Карамзин, приближаясь к Парижу, писал: «Вот он, — думал я, — вот город, который в течение многих веков был образцом всей Европы, источником вкуса, мод, — которого имя произносится с благоговением учеными и неучеными, философами и щеголями, художниками и невеждами, в Европе и в Азии, в Америке и в Африке, — которого имя стало мне известно почти вместе с моим именем; о котором так много читал я в романах, так много слыхал от путешественников, так много мечтал и думал!.. Вот он!.. Я его вижу и буду в нем!..» — Ах, друзья мои! Сия минута была одною из приятнейших минут моего путешествия!»
К желанной встрече с Парижем я шел все первое полстолетие своей жизни. Но тогда выезд в Париж был для меня, как и для многих, так же реален, как полет на другие планеты... И вот наконец в декабре 1990 года, когда еще гремели фанфары перестройки и русские были желанными гостями за рубежом, я, как и молодой путешественник двести лет назад, приближался к Парижу — с такими же «живыми чувствами, с таким любопытством, с таким нетерпением».
Я ждал встречи с парижскими музеями, улицами и площадями, бульварами, знаменитыми кафе, Сеной, Эйфелевой башней и многим другим...
Есть в Киеве дом, слава которого давно перешагнула пределы Украины. Во-первых, его возвел знаменитый архитектор Владислав Городецкий, чье имя хорошо известно в Европе. Во-вторых, дом, без преувеличения, является шедевром архитектуры. В-третьих, это здание давно уже стало (наряду с другими сооружениями) своеобразной визитной карточкой Киева – такой же, как дома Антонио Гауди (Gaudi) в Барселоне или дом Ле Корбюзье (Corbusier) в Марселе.
Когда наступает коптский Новый
год, или Что нам известно об Эритрее?
Автор статьи: Галя Константинова
Какой череп древнее – вопрос не праздный, он имеет огромное
значение. Пятнадцать лет назад итальянские ученые нашли
человеческий череп, который датируется одним миллионом лет и
является чуть ли не самым древним. Возможно, это звено между Homo
erectus и Homo sapiens. А неподалеку нашли древнейшие человеческие
орудия – 125000 лет назад их делали из обсидиана в эпоху палеолита.
А также пещеры с удивительными рисунками древних охотников.
" Она была дочерью плотника из Киева - и
премьер-министром. Она была
непримиримой, даже фанатичной и
- при этом - очень человечной,
по-старомодному доброй и
внимательной. Она закупала оружие и хорошо
разбиралась в нем
- и сажала деревья в пустыне. Создавая и защищая маленькое
государство для своего народа, она многое изменила к лучшему
во всем мире.
Она стала легендой нашего века, а может и не
только нашего. Ее звали Голда
Меир. Голда - в переводе -
золотая, Меир - озаряющая."
Говоря о Голде Меир, очень трудно избавиться от штампов «железная леди», «Бисмарк в юбке», «единственный мужчина в израильском правительстве». На самом деле она была обычной женщиной — влюблялась и страдала, смеялась и плакала, мечтала и вдохновлялась, читала сказки детям, а потом и внукам... И необычной, потому что всеми ее мыслями и делами управляла непреклонная мечта о том, что евреи смогут обрести собственную страну.
Не бывает скучных мест. Бывают
скучные люди. Феодосия подарила миру одного из самых странных
романтиков — Грина (Александра Степановича Гриневского). Человек,
который не имел практически ничего. Человек беспредельно одинокий,
живший в крымском пространстве и выпавший из российского имперского
и советского времени. Читая книги Грина, нельзя сказать, когда и
где они написаны. Это могло быть любое время и любое место. Если
Жюль Верн рвался вперед и постоянно опережал время, подсказывая ему
технические новации и их применение, то Грин всегда рвался
«внутрь-и-в-сторону».
Они
познакомились в Польше в середине 60-х годов и пронесли свою дружбу
через всю жизнь. Остаётся только гадать, что значила для Окуджавы
Агнешка Осецка, но незадолго до смерти он обращается к ней в своих
стихотворениях чаще, чем к кому-либо другому. Одинокий и бесконечно
уставший человек — таким предстаёт он перед нами в своих последних
стихотворениях.
Поверь мне, Агнешка, грядут перемены...
Так я написал тебе в прежние дни.
Я знал и тогда, что они непременны,
лишь ручку свою ты до них дотяни.
А
если не так, для чего ж мы сгораем?
Так, значит, свершится все то, что хотим?
Да, все совершится, чего мы желаем,
оно совершится, да мы улетим.