Пятница, 29.03.2024, 16:35
Приветствую Вас Гость RSS
YANGELLA
ГлавнаяЖУРНАЛ YANGELLAРегистрацияВход
Меню сайта
Категории раздела
Иcкусство и культура [49]
Личности и история [44]
Архитектура [3]
Дизайн и интерьер [4]
Психология, саморазвитие, мотивация [12]
Интернет и компьютеры [0]
Вокруг света [2]
Стиль и мода [18]
Красота и здоровье [4]
Ретроспективы [12]
Братья наши меньшие [4]
Арт-копилка [5]
Своими руками [0]
Всяко разно... [5]
Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 5
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Главная » 2009 » Август » 22 » «Фея волшебного ситечка»
02:23
«Фея волшебного ситечка»

«Фея волшебного ситечка» 

 

 Не бывает скучных мест. Бывают скучные люди. Феодосия подарила миру одного из самых странных романтиков — Грина (Александра Степановича Гриневского). Человек, который не имел практически ничего. Человек беспредельно одинокий, живший в крымском пространстве и выпавший из российского имперского и советского времени. Читая книги Грина, нельзя сказать, когда и где они написаны. Это могло быть любое время и любое место. Если Жюль Верн рвался вперед и постоянно опережал время, подсказывая ему технические новации и их применение, то Грин всегда рвался «внутрь-и-в-сторону».

 

 

 

Один из романов Грина называется «Дорога никуда». Название отчасти символическое. Роман жизни самого Грина можно было бы назвать «Дорога…», где в конце нельзя ничего поставить. Не ясно, откуда взялось то, о чем писал Грин. Ни биография, ни внешнее окружение не могли привести к написанию того, что написано...

 


   …Петербургская барышня, окончившая с золотой медалью гимназию, а затем Высшие женские курсы, неожиданно для родных и близких решила спасать заключенных революционеров (жертвенность тогда была в моде). Путь спасения был таков: найти томящегося в тюрьме «жениха» и объявить себя «невестой». Так Верочка Абрамова нашла Александра Грина, заключенного в одиночную камеру Выборгской тюрьмы. В то время будущий писатель увлекался революционными идеями эсеров. «Жених» и невеста» стали обмениваться письмами.

 

 

   И вот встреча весной 1906 года в пересылочной тюрьме перед отправкой в Сибирь. «Это свидание с незнакомым человеком, на днях отправляющимся в далекую ссылку, было для меня обычным делом, – писала Вера Абрамова. – Я от него ничего не ожидала. Думала, что этим свиданием окончатся наши отношения с Гриневским и другими «женихами». Однако оно кончилось совсем по-иному».
   Грин неожиданно поцеловал руку миловидной барышне, и она растаяла. «До тех пор никто из мужчин, кроме отца и дяди, меня не целовал; поцелуй Гриневского был огромной дерзостью, но вместе с тем и ошеломляющей новостью, событием».
   Вера Абрамова передала заключенному чайник, кружку и провизию и стала ожидать весточек от него. Пришло письмо с ошеломительными словами: «Я хочу, чтобы вы стали для меня всем: матерью, сестрой и женой». А вслед за письмом на пороге ее дома появился ОН – бывший арестант, бывший ссыльный, человек, сбежавший из Сибири в Петербург.
   Он сбивчиво и горячо принялся объяснять Вере Абрамовой, почему он сбежал. «Слушая рассказ Александра Степановича, я думала: «Вот и определилась моя судьба: она связана с жизнью этого человека. Разве можно оставить его теперь без поддержки? Ведь из-за меня он сделался нелегальным».
   У нелегала Грина был чужой паспорт на имя Алексея Мальгинова, но что это могло изменить в жизни двух влюбленных? Сначала они жили порознь и встречались тайно. А потом Верочка стала жить с Грином открыто, чем, естественно, привела в ужас отца, добропорядочного петербургского чиновника. Он отрекся от дочери. «Я стала действительно отрезанным ломтем, как он и предсказывал», – записывала Вера.
   27 июля 1910 года полиция накрыла сбежавшего преступника. А как же Вера? Ведь она, по существу, не жена. И тогда Грин в доме предварительного заключения пишет прошение с просьбой обвенчаться со своей избранницей. Разрешение было дано. А 31 октября того же года новоиспеченный муж отправился в арестантском вагоне к месту новой ссылки, в Архангельскую губернию. В соседнем же вагоне – вагоне первого класса – ехала уже в качестве законной супруги Вера Павловна.
   Почти два года прожили супруги в ссылке, которая закончилась разрывом. «Грину нужна была очень сильная рука, а у меня такой руки не было», – объясняла Вера. Они расстались. Все оставшиеся годы Грин хранил портрет Веры Павловны в рамке из светло-серого багета.


Но Ассолью для Грина стала не Вера, а другая женщина – мужественная и отважная. «…У меня было чувство, что только я с ним дышу всем существом своим, что больше ничего мне в жизни не надо, как только быть около него, заботиться о нем. Это была пристань сердца», – так писала о Грине Нина Миронова. Грин и Нина познакомились в феврале 1917 года в редакции газеты «Петербургское эхо».
Ей было 23, ему 37. Поженились в 1921 году. Нина была рядом с писателем до самой его смерти. Именно последние 11 лет оказались самыми счастливыми в судьбе Грина. Возможно, не будь Нины, мы бы не увидели ни «Алых парусов», ни «Бегущей по волнам», ни «Фанданго».

 

 

 


 

"Ты будешь большой, Ассоль. Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе. Тихо будет плыть этот чудесный корабль, без криков и выстрелов; на берегу много соберется народу, удивляясь и ахая: и ты будешь стоять там. Корабль подойдет величественно к самому берегу под звуки прекрасной музыки; нарядная, в коврах, в золоте и цветах, поплывет от него быстрая лодка. - "Зачем вы приехали? Кого вы ищете?" - спросят люди на берегу. Тогда ты увидишь храброго красивого принца; он будет стоять и протягивать к тебе руки. - "Здравствуй, Ассоль! - скажет он. - Далеко-далеко отсюда я увидел тебя во сне и приехал, чтобы увезти тебя навсегда в свое царство. Ты будешь там жить со мной в розовой глубокой долине. У тебя будет все, чего только ты пожелаешь; жить с тобой мы станем так дружно и весело, что никогда твоя душа не узнает слез и печали". Он посадит тебя в лодку, привезет на корабль, и ты уедешь навсегда в блистательную страну, где всходит солнце и где звезды спустятся с неба, чтобы поздравить тебя с приездом.

- Это все мне? - тихо спросила девочка. Ее серьезные глаза, повеселев, просияли доверием. Опасный волшебник, разумеется, не стал бы говорить так; она подошла ближе. - Может быть, он уже пришел... тот корабль?"

 

 

 

 



Современникам Грин казался мрачным, угрюмым человеком.. Александр Степанович действительно был замкнут, тяжел в общении. Кроме того, сильно прикладывался к бутылке.

С этой грязью и с этим несчастьем, с этими изменами и пьяным беспамятством, в котором человек над собою не властен, сталкивалась и первая жена Грина Вера Павловна Калицкая, и вероятно в одну из таких, "гезовских" минут поняла, что жить больше с Грином не может. Недаром в ее воспоминаниях есть фраза: "Признание А.С., оправдывающее мой разрыв с ним". Нина Николаевна не могла Грина бросить и находила в себе силы всё дурное преодолевать.
Уже после смерти Александра Степановича признавалась ей: "Иногда вспоминаю нашу с Вами встречу у Казанского собора после того, как Вы одно время собирались уйти от Ал.Ст. Я ее помню, потому что тогда меня удивили Ваши слова: "Я не могу уйти, потому что если я уйду, то он умрет под забором!" 

 

 

 

Муза писателя – «Фея волшебного ситечка»  (так ее называл Грин, читая ей рукописи и, как сквозь ситечко, пропуская через нее прочитанное) – прощала ему все: и колючий характер, и пьянство, и безденежье. Впрочем, на то она и Фея – чтобы прощать. Ее волшебной силой была доброта.

Нина стала Ассолью для Грина. Она спасла его от нищеты, алкоголизма и болезни, увезла его в 1924 году из голодного Петрограда в Феодосию.

 

 

 

Советская власть писателя не любила. И дело тут не в идеологических разногласиях. Нет, Грин вел себя еще хуже: эту власть «крымский затворник» просто не замечал – она казалась ему мифической, иллюзорной (в отличие от увиденных им во сне городов – Лисса и Зурбагана). Пока вся страна, в муках и жертвах, рвалась к социальной утопии, Грин в одиночку создавал свой «Блистающий мир». Прекрасный и... реальный. Доказательством его реальности является то, что гриновский мир жив и сегодня – в наших мыслях и душах. А вот советской власти, считавшей Грина пустым сказочником, давно уже не существует. Советский Союз развалился. Страна Гринландия – нет.


В 1931 году супруги переехали из Феодосии в Старый Крым. К тому времени Грина уже совсем перестали печатать, в писательский союз так и не приняли. В этой стране его вообще не считали писателем. Скорее сумасшедшим, юродивым.

Как и положено мечтателю, он умер у моря. Как и положено романтику – в полной нищете.

Александр Сергеевич Грин скончался в июле 1932 года от рака легкого.  Нине Грин было 38 лет.

Ассоль проводила его в последний путь.

После смерти мужа на долю Нины Грин выпало множество тяжких испытаний. 

Она отдала всю свою жизнь памяти Грина, добилась постановления Совнаркома об открытии в 1941 году в Старом Крыму музея писателя. Но грянула война. Нина оказалась на оккупированной немцами территории.

В феврале 1946 года выездной сессией военного трибунала Симферопольского округа Нина Николаевна Грин была приговорена по статье 58-1 «а» к десяти годам лишения свободы с поражением в правах и конфискацией имущества.

Она отбыла почти весь срок - ее освободили по амнистии со снятием судимости в сентябре 1955 года.

В заявлении Н. Н. Грин Генеральному прокурору СССР подробно описана вся эта трагическая история.

«Немецкая оккупация, - говорится в документе, - застала меня в Старом Крыму, где я жила со старухой-матерью и работала медсестрой в местной солнцебольнице. Оккупация была неожиданной, и когда я хотела бежать, было уже поздно, и. как многим другим жителям Старого Крыма, мне пришлось остаться, -не потому что хотела, а потому что не имела возможности выехать.

Никаких средств к существованию, кроме зарплаты, у меня не было, и война застала меня врасплох.

К ноябрю 1941 года мы с матерью уже основательно голодали. К этому времени я перенесла длительный, очень тяжелый приступ грудной жабы, а у матери появились первые признаки психического заболевания, которое быстро прогрессировало.

В последних числах января 1942 года кто-то из местных жителей, работающих в управе, предложил мне место корректора в небольшой типографии, открытой городской управой. Типография печатала различные бланки, необходимые для работы управы и старостатов, а позже - по просьбе жителей деревень -краткие календари.

Голод, крайнее физическое истощение и упадок сил после тяжелой перенесенной болезни вынудили меня это предложение принять».

За попытку избежать голодной смерти было уплачено десятью годами жестокой лагерной жизни.

Когда-то, еще при жизни Грина, местные жители, узнав о его болезни, несли в дом самые разные продукты. Приносили даже самый дефицитный товар - чай. Нину Николаевну порой останавливали на улице: «Вы уж не обижайтесь, у вас, слышно, больной чай любит, передайте ему, пожалуйста».

Но война свела на нет любое милосердие. Плохо себя чувствовала мать. И Нина Грин решилась. Появилась работа, а вместе с ней хлебный паек и два обеда в общественнсй столовой.

Летом 1942 года в типографии стал печататься бюллетень со сводками и хроникой.

«Само название «Бюллетень Старо-Крымского района», - отмечается в заявлении Н. Грин, - определяет его содержание - военные сводки за неделю, различные объявления и перепечатки из центральной крымской газеты «Голос Крыма»... Самистоятельных статей (в течение короткого времени, что я печатала бюллетень) не было.

Сама я не писала ни одной строчки, выполняя только строго техническую часть работы. И от жителей не принимала никаких статей, объясняя им, что в бюллетене статьи не помещаются, ..

«В связи с наступлением советский войск бежала из Крыма в Германию», - сказано обо мне в отказе от реабилитации. Я не «бежала» в Германию. В 1944 году умерла моя мать. После ее смерти я уехала не в Германию, а в Одессу, где жили мои друзья, а в Германию я была насильно увезена немцами, так же, как и несколько сот советских граждан вместе со мною. Я приехала в Одессу на пароходе, и прямо с парохода меня и других снял отряд немецких солдат и привел в большой дом, где помещалось около 800 человек. Все выходы из дома строго охраняли немецкие солдаты и в город не выпускали. Через несколько дней всех нас отправили на машинах на вокзал, погрузили по 36 человек в товарный вагон и в каждый вагон поместили по 2 солдата с оружием, которые провожали нас группами даже в уборную. Через Румынию нас перевезли в Германию, где распределили по рабочим лагерям».

Нина Грин находилась в лагере под Бреслау. Уже в 1945 году, когда очевидным стал конец войны, лагерь сожгли, а пленных погнали на Запад. По дороге, во время бомбежки, воспользовавшись паникой, Грин спряталась в груде мусора, а затем добралась до наших.

Встретили ее, разумеется, настороженно. Долго шла проверка в репатриационном лагере. Наконец разрешили вернуться на родину.

В октябре 1945 года Грин вернулась в Старый Крым. «...Там хорошо, но мое плохое мне дороже, чем это хорошее. Познала всю жестокость тоски по родине и никому не желаю ее пережить». Она знала, что ее не пощадят, тогда даже за неосторожно оброненное слово не щадили, сама явилась в МГБ и сказала: «Я пришла арестовываться». В ее судьбе долго не разбирались. Следователь, который вел дело, заявил напрямую: «Государству важны не причины, заставившие совершить преступление, а важно само преступление».

Главное обвинение - работа на немцев в Крыму и в Германии. В расчет ничего не принималось. Даже тот факт, что во время войны Нина Грин спасла тринадцать человек от расстрела. А было это так.

Осенью 1943 года в Старом Крыму убили немецкого офицера. Фашисты взяли 13 заложников. Жена одного из арестованных прибежала к Нине Николаевне. Та бросилась в управу, стала умолять городского голову поручиться за заложников. Получив нужней документ, Грин поехала в Симферополь, куда уже отправили арестованных. Благодаря заступничеству управы люди были освобождены.

В заявлении Генеральному прокурору СССР есть такие слова: «Всю свою жизнь после освобождения я посвятила сохранению литературного наследия моего покойного мужа - писателя Александра Степановича Грина - и я ношу его имя, имя писателя, чьи произведения с таким интересом и благодарностью читает наш народ. Я обязана перед его светлой и чистой памятью приложить все силы к тому, чтобы ни малейшей теки не легло на это имя - и вот это единственное обстоятельство диктует мне вновь обратиться к Вам с просьбой о пересмотре моего дела.

За свое малодушие, за свой страх перед голодной смертью я заплатила дорогой ценой - я 10 лет лишена была свободы, чести, я пережила много моральных унижений и так много физических лишений. Но все это если не забыто, то уже позади, а мотивы отказа в реабилитации мною не забываются ни на минуту и заставляют еще раз напомнить о себе.

Я обращаюсь к Вам в надежде, что Вы еще раз проверите мое дело, учтете те тяжелые условия, в которых я очутилась, и поймете, что отказ в реабилитации неправилен и несправедлив».

 
Печорским сокамерникам Нина Грин запомнилась человеком широкой души. Самое яркое свидетельство тому – посылки, какие ей присылала в лагерь… первая жена писателя Вера Калицкая. Она была привязана к Нине Николаевне как сестра. Выкраивала для нее деньги из своей пенсии и даже специально переписывала произведения Грина.

Бывшие заключенные вспоминают, что Нина Николаевна имела авторитет у персонала и зэков, даже самых матерых. Ее любили. На лагерной тумбочке Н. Грин стояла фотография мужа. Каждый вечер она писала воспоминания о знаменитом писателе. К несчастью, эти записки, посланные из лагеря брату, были уничтожены им из страха. В это время как раз началась кампания против Грина-писателя. Нина Николаевна погоревала... и принялась писать заново.

В начале 1950 года Н.Н. Грин отправили в Иоссер, а потом в Астраханский инвалидный лагерь. Последний считался гигантской могилой. Больные люди не выдерживали перемены климата и умирали. Нине Грин пришлось коротать время на нарах вместе с блатными. Она и здесь не сломалась.

В 1970-м она умерла. Только спустя 27 лет в ноябре 1998 года ее реабилитировали. 

 

 

Остаток своей жизни Нина Николаевна практически провела в нищете. Долгое время она получала пенсию в размере 21 рубль в месяц, только в 1964 году планку подняли до 60 рублей. Но и в этих условиях вдова известного писателя делала все, что могла, заботясь о домике Грина, о его творческом наследии, о публикациях его произведений.

 

Когда она вернулась из лагеря, то с ужасом увидела: в доме Грина секретарь горкома партии устроил курятник. Нина Николаевна сделала невероятное: она добилась возвращения ей домика. Разыскала все, что было связано с последними днями писателя. И в течение десяти лет была директором, экскурсоводом, хранителем, уборщицей – все в одном лице – первого в СССР Дома-музея Грина.

 

Когда Нина Николаевна скончалась, ее не разрешили похоронить рядом с мужем.

Через год, в октябре 1971 г., Юлия Первова, Александр Верхман и еще четверо отважных собрались на старокрымском кладбище. Женщину поставили, как говорится в таких случаях, на стреме.

Ночью, слава Богу, поднялся страшный ветер, он заглушал стук саперных лопаток о камни, которых в земле было огромное количество. «Операция» прошла, если так уместно выразиться, успешно. Старый Крым спал спокойно, и его стражи порядка ни о чем не догадывались. «Гроб несли сменяясь. Освещенный огнями с шоссе, он, казалось, плыл по воздуху. Не исключено, что если бы в эту пору забрел на кладбище местный житель, то пошла бы гулять по окрестностям легенда о том, как Нина Николаевна сама себя перезахоронила», — пишет Юлия Первова. Через год на квартире одного из участников этих событий был проведен обыск и найден дневник. Всех вызывали, запугивали, но никого не посадили. То ли решили не афишировать происшедшее, то ли не смогли подобрать соответствующую статью в Уголовном кодексе.

 

Могила Нины Николаевны Грин на кладбище оставалась пустой, и вплоть до 1993 года практически никто не знал, что под роскошным мраморным надгробием лежат двое - тот, кто написал "Алые паруса", и та, которой "Алые паруса" были посвящены...

 

 

 

 

 

" Когда на другой день стало светать, корабль был далеко от Каперны. Часть экипажа как уснула, так и осталась лежать на палубе, поборотая вином Грэя; держались на ногах лишь рулевой да вахтенный, да сидевший на корме с грифом виолончели у подбородка задумчивый и хмельной Циммер. Он сидел, тихо водил смычком, заставляя струны говорить волшебным, неземным голосом, и думал о счастье..."

 

 

 

 

 

http://www.tribuna.nad.ru/modules/news/

http://www.vmdaily.ru/

http://sovremennik.ws/news/

http://grinlandia.narod.ru/index.htm

Картины John Al Hogue

Категория: Иcкусство и культура | Просмотров: 786 | Добавил: Гелла | Теги: история любви, История, судьба, искусство, литература, Культура, женский портрет | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]

Вход на сайт

Поиск

Календарь
«  Август 2009  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
     12
3456789
10111213141516
17181920212223
24252627282930
31

Архив записей

Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • База знаний uCoz

  • Copyright MyCorp © 2024